(От Іоанна Гл. 10, 34.)

В Марте 1818 года в селе Маховом народ толпился в конце деревни у дома небатого небогатого помещика Криницына, в котором был назначен отдых и обеденный стол Государю Императору Александру I.

Позади толпы стояли два крестьянина из села Излегощ. Между государственными крестьянами села Излегощ шел давний спор о Грецовской пустоши в 725 десятин 1024 сажен с предводителем уезда349 Генералом Бригадиром Сомовым, завладевшим этой пустошью. Предводитель Сомов в своем блестящем отставном мундире с орденами чаще всех других господ и заметнее других, как молодцоватый красивый мущина, виднелся и на крыльце помещичьего дома, отдавая приказания, и у открытого окна дома, у которого он, присаживая, отдавал приказания. Его повара, кухню, его столы, диваны, ковры были привезены в домик Криницина, и он, враг мужиков, распоряжался приемом Императора и потому два избранных от общества просителя с просьбой, которую один из них держал за пазухой затянутого нового кафтана, старались держаться вдали, не попадаясь на глаза начальству, намереваясь выступить вперед в ту минуту, как Император ступить на крыльцо.

< В 1818-м году Святая приходилась 14350 Март Апреля, и весна была поздняя — На страстной недели начали пахать. В чистой четверг мужики собирались запахивать.

Далеко до света поднялся народ в избе старика церковного старосты.351 Слово старосты зачеркнуто. Или оно по ошибке зачеркнуто, или слово: церковнаго по ошибке не зачеркнуто. После слова: старосты стоит: казеннаго села Излегощи. Слово: казеннаго по ошибке незачеркнуто.

В чистый четверг 11 Апреля только что Петр Осипов на заре отворил скрипучия ворота и на себе вывез на улицу соху, как мимо его прокатила четвернею коляска <Княж Мих Барзинского барина>>.

< В Казенном селе Излегощи жил с большою семьею богатый крестьянин Иван Борисов. —

В 1818 году в чистый четверг, приходившийся в этом году на 11-е Апреля, старик Иван Борисов, спавший в омшанике пчельника, стоявшего на задворке, проснулся352 На полях рукописи у строк, начинающихся словами: проснулся до зари и кончающихся словами: будить домашних. имеется помета: 6 Мая. до зари и, помолясь Богу на божничку, стоявшую посреди уже выставленных ульев, пошел через чистый широкой двор в избу, чтоб будить домашних.353 На полях рукописи у строк, начинающихся словами: проснулся до зари и кончающихся словами: будить домашних. имеется помета: 6 Мая. Но бабы в этот день встали прежде его. Печка уже топилась, и дым стоял киселем от потолка до дверей.>

< В чистый четверг354 Князь Генерал355 Иван Бори Самойлов должен был причащаться.356 Иван Борисович Бездн. Загорецкой. Еще до солнца на дворе большего барского двора Крутецкого двора — Кучера готовили в первый раз после зимы коляску для барина. Барин говел и в самый чистый четверг ехал слушать заутреню и причащаться.>

Ссора и драка на поле между мужиками и Бурцовскими людьми, от которой так много вышло и хорошего и дурного и для самого генерала Бурцова, и его семьи и еще больше для мужиков, ссора эта случилась в 1818 году, в самые страшные дни, в самый чистый четверг и в самый тот день, в который генерал кончил говенье и причастился святых тайн в приходской церкви того самого казенного села Излегощи, с мужиками которого у него вышло дело.

Иван Борисович Бурцов служил при Екатерине, вышел в отставку генералом и жил тридцать лет безвыездно в своем большом Орловском черноземном именьи. Именье и всегда было хорошо и всегда называли его золотым дном, но после 30 лет хозяйства богатого, знатного и умного хозяина, прикупавшего много земель и мужиков в округе и прирезавшего много земель от крестьян к Ершову, заведшего заводы — и винный, и конный, и кирпичный, и обстроившего именье, как город — Ершово еще более славилось по всей округе. Церковь новая, каменная в три придела, тоже была уже вся готова, и было разрешение от Синода о новом ершовском приходе. С осени собирались освящать церковь. Но пока церковь еще не была готова, сам генерал и семья его ездили в старый приход Излегощи.

И туда-то, за 4 версты от своих палат рано утром, до солнца, поехал генерал, чтобы отслушать заутреню, исповедываться и причаститься. Генерал был справедлив и хозяин, и Бога не забывал. Не любил он ханжить и в Божьих делах тщеславиться; а сам смеялся над своей свояченицей и теткой-старушкой за то, что они бегали за монахами и духовников особых себе по монастырям выбирали. Генерал говаривал, что Бог везде один, и приходский поп Василий так же грехи ему отпустит властью от Бога, как и отец Леонид из Оптиной Пустыни, а что и Кирилушка-юродивый только людей морочит. Не любил тоже генерал на дому службу. «Пока сила есть, — говаривал он — и есть на чем доехать, я лучше в храме Божьем помолюсь, чем в гостиной или зале». И потому ехал к заутрени в церковь.

Коляске шестерней с форейтором велено было быть у подъезда в половине 5-го утра. И в половине пятого генерал, откашливаясь, вышел из кабинета, прошел официантскую, оделся в бобровые шубу и шапку и, взяв от Васьки выездного трость, а от Михайлы платок, вышел на крыльцо.

— Подавай! — крикнул Михайла.

— Митька, трогай! — крикнул Филипп.