У дворян по полку шло свое гулянье. Собирались друг к дружке в таборы.165 Ошибочно не зачеркнуто: В 3-ья палатка с края у самого лесочка была палатка Кн. Щетинина, Ивана Лукича. В Серпуховской разрядной книге было записано про Ивана Лукича: «Кн. Иван, Князь Луки сын Щетинин служит с 176 года 27 лет, был на службах и ранен. Крестьян за ним 127 дворов. На Государевой службе будет на Аргамаке с саблей, да пара пистолей, 10 лошадей простых, с огневым боем, с пищалями 20 человек, да в кошу 7 человек». A выехал Кн. Щетинин не один, а сам друг с сыном Аникитой на Аргамаке, да не с 10 челядинцами, а с 20. — Кн. Лука Иванович был старый воин и охотник. И когда другие дарили воевод, да отлынивали от службы, он первый приезжал и привозил лишнее против списка. — Кн. Лука Иванович любил и повоевать, и погулять, и похвастать, а пуще всего любил угостить. — Холопи его забегались в это утро, угощая гостей. В таборе Луки Ивановича перебывало человек 20 и все уходили пьяные и теперь (уж время шло к обеду) еще сидели гости, пили мед старый. Лука Иванович хвалился своими медами. Гости сидели на коврах, перед ними стояла на двух чурках лавка. А на лавке лежали сиги копченые, сельди и стояли чашки деревянные. А в чашки, то и дело, ковшом подливали мед из ведра сам хозяин, его сын и Федотка холоп, любимец [?] Княжеской.
Гостей было 5. Почетным гостем старик стольник Кн.
Молодой Щетинин только слушал, а не говорил. Ему нельзя было говорить при отце, а видно было, что хотелось. Спор зашел о лошадях.
Князь Лука Иванович хвастал Аргамаком, а Щепотев не верил и Ерлоков поддакивал, говорил, что от конницы в бою проку мало. —
Князь Луке Ивановичу было лет 60, но как и смолоду, так и теперь, он был огневый; и всегда то он говорил так скоро, что без привычки трудно понять его, и всегда он и руками махал, и вскакивал и в лицах показывал, что рассказывает, а, когда выпьет, да еще раздразнят его, так он пыхал, как порох.
— Что в коннице, — закричал он, схватив своей жилистой с синими узловатыми жилками маленькой вогнутой рукой за длинный рукав дьякова кафтана. Он нахмурил свои черные тонкия брови, и соколиный загнутый нос еще круче загнулся над выставленной нижней челюстью. — В прах те расшибу; вот какой толк. Выводи на меня четырех с ружьями, и всех собью и на аркане любого увезу. Эх вы, горюны. —
Щепотев помотал своей широкой головой и посмеялся. —
— С одним попробуй, Князь. —
— С одним? Выходи.
— Ладно. —
— Никитка, — крикнул Князь Иван Лукич сыну, — вели весть Аргамака, — нет, сам веди. Сейчас стопчу.
Молодой Князь был похож на отца, только был много красивей его. Теже были огненные глаза, тот же нос, но прямее, только с малой горбинкой, и рот такой, что, когда он улыбался промежду усов и бороды, которая росла у него черная, не сплошная, а оставляя просвет под концами губ, нельзя было не улыбаться и весело стало смотреть. Он был и выше ростом и статнее отца.
Он взглянул на Щепотева, похмурился — видно не нравилось ему, что Щепотев дразнил отца, взглянул на отца и вышел из палатки. —
Левашовы два брата сидели молча. Они были крупные, крупные, толстокостные ребята. Старшему было лет 40, и он
Старший обтер рукавом редкие усы и сказал, опустив зрачки: