— Ты бы сам достал, а я сам Царю подам, — сказал Щепотев. —
Господа засмеялись. Один из них, особистее всех, с большой головой и болыпим горбатым носом, с окладистой бородой, в атласном синем кафтане, окликнул щеголя:
— Александр, — сказал он, — оставь, — не замай, сам отдаст, Государь пожалует.
— Не замай, отдаст, Федор Алексеич.
— Государь то с Артамон Михайлычем занят, —отвечал щеголь Александр, улыбаясь и тихим приятным голосом и неслышными легкими шагами отошел к корме и кликнул двух корабелыциков, чтоб затерли воду, какую налил Алексей.
— А ты Царя знаешь чтоли? — спросил боярин.
Алексею жутко становилось. И, как всегда с ним бывало, на него находила отчаянность, когда бывало жутко. Он сказал:
— А солнце ты знаешь?
Боярин покачал головой, засмеялся, и другие засмеялись. —
— Вот он, Царь! —сказал Алексей, узнав его тотчас же.
Алексей прежде с струга видел Царя и признал его, но теперь, в те несколько мгновений, пока Царь своим иноходным бегом прошел те 10 шагов, которые были до него, он рассмотрел его совсем иначе. Алексей был теперь в том раздраженном состоянии души, когда человек чувствует, что совершается в один миг вся его жизнь, и когда обдумает человек в одну секунду больше, чем другой раз годами. —
Пока шел Царь, он оглядел его всего и запомнил так, что, покажи ему потом одну ногу царскую, он бы узнал ее. Заметил он в лице скулы широкия и выставленные, лоб крутой и изогнутый, глаза черные, не блестящие, но светлые и чỳдные,214 Ударение Толстого. заметил рот беспокойный, всегда подвижный, жилистую шею, белизну за ушами большими и неправильными, заметил черноту волос, бровей и усов, подстриженных, хотя и малых, и мягкость, не курчавость, этих волос,215 Не зачеркнуто: белизну шеи за ушами и выставленный широкий, с ямкой, подбородок, заметил сутоловатость и нескладность, костлявость всего стана, огромных голеней, огромных рук, и нескладность походки, ворочащей всем тазом и волочащей одну ногу, заметил больше всего быстроту, неровность движений и больше всего такую же неровность голоса, когда он начал говорить. То он басил, то срывался на визгливые звуки. Но когда Царь засмеялся и не стало смешно, а страшно, Алексей понял и затвердил Царя на всегда. —
В то время, как Царь шел к нему, Алексей смотрел на него всего, и кроме того думал о том, как и что сказать ему. Одно он понял, увидав Царя, что ему нужно сказать что нибудь почуднее и такое, что бы поманило Царю, такое, чтобы сказать о себе, что он из солдат отличен. Царь засмеялся тем смехом, от которого страшно стало Алексею, когда боярин Федор Алексеич сказал ему, что солдат не отдал шляпу деныцику и сказал: ты сам слазяй.
Царь подошел, взял, рванул шляпу, тряхнул с нее воду и мокрую надел на голову.