Результат 2 из 4:
1852 - 1853 г. том 1

Maman только что хотела [20] отвечать с грустным выражением лица: «Послушай, Alexandre»... он перебил ее. — «Да, j’ai une prière à vous faire,66 66 [y меня к тебе просьба,] 67 67 [я приказал Никите обратиться к тебе,] vous...»68 68 [Как только он получит деньги, о которых я тебе говорю, он тебе....] ; — Ах пожалуйста перестань, это ей Богу смешно, я у тебя всегда беру, не спрашивая, — а ты беспрестанно говоришь о отдавать и взаймы. Разве я не знаю, сколько теперь будет стоить денег ехать в Москву, определить детей.

Папа имел дурную привычку перемешивать французския слова, такие слова, которые он очень хорошо мог сказать по-Русски, с Русскими, в особенности, когда он говорил вещи трудные. (Трудными словами я называю такие, которые не говорятся тотчас, как приходят в голову, а которые знаешь, что должен сказать и перед которыми, чтобы выговорить их, происходит внутренняя борьба.)

Бѣдная Maman продолжала: «Мнѣ съ тобою нужно серьезно поговорить, Alexandre». «Нужно серьезно поговорить» всегда говаривала maman, когда ее бывало не слушаетъ отецъ и хочетъ заговорить ее, — закидать словами, когда она обдумала вѣщъ и не хочетъ спорить и разговаривать, и хочетъ ясно высказать свою мысль, но это «серьезно поговорить» она говорила такимъ тономъ,—который значилъ: «хоть разъ выслушай меня». Когда maman хотѣла, и дѣло шло о вѣщи близкой ея сердцу, она говорила такъ ясно, такъ логически и вмѣстѣ такъ женски краснорѣчиво, что невозможно было противустоять ей. Одно только было оружіе противъ ея доводовъ это нѣжность: надо было расчувствовать ее, а она была такъ воспріимчива и пылка и такъ сильно любила отца, что это было ему нетрудно, — тутъ-же все [21] забывалось. Настаивать въ другой разъ у ней не достало бы силы. Отецъ безсознательно чувствовалъ свое преимущество и всегда употреблялъ его. —

«Хотя ты уже решился и говоришь, что все кончено, выслушай меня пожалуйста в последний раз. Я обязана перед Богом думать о судьбе моих детей. Твои планы насчет детей — отдать их в комерческое училище, послать их за границу, дать им капитал и сделать их комерциантами большой руки — так ли? —мне не по душе, я откровенно скажу, я боюсь. Ты хочешь, чтобы они были тем, чего у нас в России нет. Знаю, знаю, ты будешь мне приводить примеры молодых людей, которых я много видела за границей — там это очень хорошо, и у нас может быть, но со временем только. И сколько может быть им неудачь на этой дороге, неудачь таких, от которых им нельзя будет подняться. Не выдержи курса (maman так говорила), нашали молодой человек, у которого есть имя в университете, сколько у него есть дорог — военная служба, хозяйство, выборы, но тут — все пропало».

— Отчего же все пропало, chère amie?69 69 [дорогой друг?] сделать.

— Постой, дай мне тебе сказать. Ты говоришь: «капитал». Разве он есть у них?

— Все равно, что есть: он будет.

— Полно, Alexandre, ты меня заставляешь говорить вещи, окоторых грустно вспоминать. Ты сам энаешь, что своим состоянием ты для них располагать не можешь, я знаю, что ты для них все готов сделать. Я тоже — их мать, и не могу им ничего оставить. Из доходов, ты говоришь, в несколько лет составится небольшой капитал для них, но что это за состояние для 3 детей, которые не имеют ни имени ни родных. Притом же разве можно отвечать, что я проживу так долго.

— Pourquoi parler de ces choses, chère amie, vous savez les raisons, pourquoi il est impossible de faire autrement.70 70 [Зачем говорить обо всём этом, дорогой друг; ты знаешь основание, почему невозможно поступить иначе.]

Отец прошелся по комнате и сел [22] опять на кресло. Несколько минут они молчали. Maman опять продолжала: «Нет, я не вижу, отчего ты не возьмешь векселей от меня. Отец опять встал и, покраснев и подергиваясь: «Ne revenons pas sur ce sujet, ma chère. J’ai dit — он сделал ударением на этом слове — que c’est une chose, que je ne ferai jamais».71 71 [Дорогая, не будем вновь возвращаться к этому вопросу — я сказал, что я никогда этого не сделаю.]

Maman тоже встала и, взяв его за руку, начала говорить с сильным жаром, что с ней редко бывало: видно было, что она решилась. Я воображаю, как она была хороша в эту минуту. Как покрылось легкой краской ее прекрасное лицо, как загорелись ее черные умные глаза. (Мими, которая подслушивала и подсматривала в щелку, говорила, что это один раз только она видела, что maman высказала всё, что у нее было на сердце.)

— Я, 14 лет живя с тобой, совершенно счастлива, я не раскаиваюсь в том, что осудили бы другие люди, потому что это суждено было Богом. Ежели бы мне Бог позволил избрать новую жизнь, я только просила бы прожить сначала эти 14 лет опять также без всякой перемены. Ежели я пожертвовала, как говорят, для тебя общественным мнением, то эта жертва только усиливает мою любовь и благодарность за твою любовь ко мне к теб ѣ.

Ты говоришь про причины, которые не позволяют тебе; сделать того, о чем я прошу тебя. Я знаю, что ты благороден, но ты дурно понимаешь [23] благородство. Это эгоистическое дурное чувство, то чувство, которое мешает тебе взять от меня векселя. Ты и я мы должны сделать это, иначе на нас ляжет обвинение детей и гнев Бога. Ты боишься молвы. Напрасно. Судьба детей твоих так важна, что я бы на твоем месте забыла бы о молве и о ложных правилах чести, я бы всем прямо сказал, что я делаю, и пускай обвиняют, не понимают меня. Это дело так важно, так велико, что нельзя, я не понимаю, как думать об осуждении! —

— Успокойся, мой друг, я сделаю все, что ты хочешь, как ни больно мне это будет.

— Сколько раз просила я тебя просить Государя об узаконении наших детей, или сделать сделку с Князем. Ты не соглашаешься на это. Я знаю от чего. Опять от того, что ты благороден и деликатен, но ты не знаешь того чувства матери и того страху сделать несчастие детей, который заставляет меня говорить вещи, о которых больно вспоминать, о которых я не думала, но чувствую, и о которых ты никогда не думал. Я твоя жена перед Богом, но тебе больно сказать перед всеми, что связь наша незаконная; ты боишься оскорбить меня, говоря и напоминая об этом. Ты ошибаешься, твое благородство ввело тебя в ошибку. Мне легче слышать, когда ты говоришь прямо, откровенно обо мне и моей страсти, чем когда ты говоришь так, что я вижу, ты боишься затронуть некоторые струны, как будто они постыдные. Я давно уже дала себе и Богу отчет в своем поступке, [24] я ничего не боюсь! Проси Государя узаконить детей, говори прямо обо мне — мне легче будет. — Да, Alexandre, теперь только, когда я начинаю предвидеть участь моих детей, я начинаю раскаиваться. —

1 2 3 4 ... 12

Мы собираем cookies для улучшения работы сайта.