II.
ВАРИАНТЫ ИЗ ВТОРОЙ И ТРЕТЬЕЙ РЕДАКЦИИ «ДЕТСТВА».

Вся эта сторона называлась углом наказаний. В этот же угол, около печки, ставили нас на колени, и в настоящую минуту стоял Володя. Когда я взошел, он оглянулся на Карла Ивановича, но тот не поднял глаз; по этому случаю Володя сел на свои пятки и, сделав мне пресмешную гримасу, схватился за нос, чтобы не расхохотаться, но не удержался и фыркнул. «Wollen sie still stehen»,113 113 [Стойте смирно,]

Последняя стена занята была 3-мя окошками. В середине комнаты стоял стол, покрытой оборванной черной клеенкой, из-под которой виднелись изрезанные перочинными ножами края. Кругом жесткие деревянные табуреты без спинок.

Когда Карл Иванович вышел, я подошел к Володе и сказал: «за что?» — «А, глупости», отвечал он мне, «за то, что лег на окошко Акима смотреть, (Аким дурачек садовник) да и не видал, что он тут расставил сушить свои глупые коробочки, я и раздавил одну — право нечаянно». — «Какую?» спросил я. Он не успел ответить, потому что в это время взошел Карл Иванович в синем сертуке и зеленых панталонах, но только показал мне своими черными, веселыми глазами на угол за печкой и опять поднял плечи и чуть не фыркнул. Я взглянул: лучшее произведете Карла Ивановича: футляр с перегородочкой, которому не доставало только коемок, чтобы быть поднесену maman, для которого Карл Иванович нарочно заказывал болвана и над которым трудился с особенной любовью, лежал скомканный на полу и в самом жалком положении. Я понял, что должен был; перенести Карл Иванович, чтобы дойти до этого, и пожалел о нем душевно, но я не смел утешать его так же, как он утешал меня за 1/4 часа тому назад. Я с презрением посмотрел на Володю; мой взгляд выражал: «и ты можешь смеяться!» Карл Иванович остановился перед дверью и на верхней притолке стал писать цифры и буквы мелом — он вел календарь над этой дверью, но, так как на верхнем карнизе не выходил целый месяц, то он в известные дни стирал и писал новые знаки. В это время я выглянул в окошко.

В замочную дыру я увидал, что Николай сидит у окна и, опустив глава, шьет сапоги; а против него Карл Ивановичь и, держа табакерку в руке, говорит с жаром.

Карл Ивановичь говорил по-немецки довольно хорошо и просто, но по-русски на каждом слове делал кучу ошибок и имел, кажется, претензию на красноречие; он так растягивал слова и произносил их с такими жалобными интонациями, что, хотя это могло показаться смешным, для меня речь его всегда была особенно трогательна. Он говорил с теми же ударениями, с которыми Профессор говорит с кафедры или с которыми читаются вслух чувствительные стихи; это было что-то в роде пения, печального и однообразного.

Из всего этого я понял то, что он ненавидел Марью Ивановну и считал ее виновницей всех неприятностей, которые с ним случались, не любил папа, очень любил maman и нас и желал убедить Николая, а может быть только самого себя, что, как не грустно ему будет с нами расстаться, он «будет уметь» перенести этот удар судьбы с достоинством и спокойствием.

(Выпустить)

Глава 8-я. Что же и хорошего в псовой охоте?

За что охота с собаками — это невинное, полезное для здоровия, изящное и завлекательное удовольствие — находится в презрении у большинства как городских, так и деревенских жителей? «Собак гонять», говорят городские, «зайцев гонять», говорят деревенские. Да что же тут дурного? Кому это приносит вред? Говорят: «раззоряются, убиваются».

Помещику гораздо дешевле стоит круглой год содержать порядочную охоту, чем прожить два осенних месяца в столице, в губернском или уездном городе, два месяца, которые; он от скуки непременно бы прожил там потому, что эти два месяца помещику в деревне делать совершенно нечего. Убиваются только те, которые скачут как безумные; а скачут, как безумные, на охоте только не охотники. Скажут: «а что же и хорошего-то в псовой охоте? Вот что.

18.. года, 8 го ноября, в день св. Михаила, в восемь часов утра, г-жа N, девица преклонных лет и почтенной наружности, уезжала в крытом возочке из деревни брата своего г-на N. Она бы уехала еще вчера, но накануне, с половины дня, сделалась оттепель, и пошел сильной снег, который перестал только за час перед зарей.

Примечания охотников насчет Михайлина дня оказались вериыми — пороша была отличная. Г-н N. был охотник; стремянной подал ему лошадь, сам сел на свою, свиснул борзых, которые играли и валялись по молодому снежку, и он выехал вслед за возком за околицу. Не проехал он двадцати сажень, как увидал направо от дороги малик (зайчий след), так отчетливо отпечатанный в пушистом снегу, что видно было место каждого пальца — малик пошел к гумнам. Г-н N. поехал по нем. Вот сдвоил... сметка, еще раз сдвоил, еще сметка и напутал таких узлов, что Г-н N. , молча переглянулся с своим стремянным; они оба были в затруднении, но стремянный, постояв с минуту и поглядев по сторонам, слегка свиснул и указал арапником на маленькую точку в снегу — это был прыжок, все четыре лапки вместе, потом еще прыжок, но уже отпечаток был шире, и опять пошел прямой след. Еще сдвойки, и вдруг как из земли вырос, вскочил и покатил с серебристой спинкой русак.

Собаки стали спѣть, онъ покосилъ на дорогу, выбрался на нее ж покатилъ прямо къ возку, которой маленькой рысцой ѣхалъ впереди. Г-жа N, услыхавъ, что травятъ сзади, велѣла остановиться и вышла изъ крытаго возочка, чтобы лучше видѣть охоту. Когда она вышла на дорогу, заяцъ былъ отъ нея не болѣе, какъ въ десяти шагахъ. Увидавъ, что заяцъ близко и бѣжитъ прямо къ ней, г-жа N, позабывъ всѣ приличія, взвизгнула и, растопыривъ салопъ, сѣла на самую середину дороги, въ позѣ насѣдки на яйцахъ, предпологая, должно быть, закрыть неопытнаго зайца салопомъ, какъ только онъ подбѣжитъ къ ней на довольно близкое разстояніе. Но къ несчастию эта хитрость не удалась, потому что русакъ, увидавъ такое странное положеніе г-жи N, можетъ быть, предугадывая ея коварные замыслы, захлопалъ ушами, отсѣлъ отъ висѣвшихъ на немъ собакъ и покатилъ полемъ. Г-жа N, видя въ одно мгновеніе всѣ свои планы разрушенными, пронзительно завизжала: «ай-яяй, держи, держи!», и, подобравъ салопъ, кинулась за нимъ. Но подлѣ дороги были сугробы, притомъ же лисій салопъ былъ тяжелъ, и бѣлые мохнатые сапоги безпрестанно сползали съ; ног; она не могла бежать более и получила такую одышку и так изнурилась, что тут же упала в снегу и только могла выговорить эти слова: «Что же, братец, я бы и рада, но сил моих нет». Ее подняли, усадили в крытый возочек; она не могла говорить от усталости, но улыбалась.

1 2 3 ... 14

Мы собираем cookies для улучшения работы сайта.