Отчего мне не признаться в чувстве, которое едва ли не испытывал каждый ребенок, воспитывавшийся дома, тем более, что, несмотря на то, что чувство это было дурно направлено, оно было искренно, благородно и не повело меня ни к чему дурному. Я был влюблен в горничную Машу, влюблен страстно без памяти; она казалась мне богиней, недоступной для меня, ничтожного смертного. — Ни в одном из любовных увлечений, которые я испытывал в своей жизни, я не чувствовал до такой степени свое ничтожество перед предметом своей страсти, как *** в этом случае; поэтому-то я и заключаю, что с большей силой я не любил никогда. —

С того самого дня все свободное время, которое я мог урвать от принужденных занятий, я посвещал тому, чтобы, спрятавшись зa дверь на площадке лестницы, дожидаться той минуты, когда она выйдет из девичьей и пройдет мимо меня, или заговорит с кем нибудь, или примется гладить в сенях платочки и чепчики. — Смотреть, слушать ее было для меня верхом наслаждения. Запах масла и волос от её головы, когда она близко проходила мимо, заставлял меня задыхаться от волнения. — Когда в классной я чувствовал запах спаленного утюгом сукна, доказывавшего, что она гладит на лестнице, я совершенно терялся и не только не мог учиться, но даже сказывать знакомые уроки. Я проводил целые часы в каком-то упоительном восторге, глядя на нее, когда она, засучив полные, белые руки, перемывала в корыте мелкое белье бабушки. Но ничто не может передать того невыразимого наслаждения и вместе тревоги, которые я испытывал, когда смотрел на нее в то время, как она, нагнувшись, мыла лестницу. —

Дурное расположение духа бабушки особенно резко выразилось при одном обстоятельстве и даже имело решительное влияние на многия перемены, происшедшия в нашем образе жизни и воспитания, в одном обстоятельстве, хотя неважном в самом себе, но которое я должен все-таки рассказать.

— «Что это у тебя в руках?» спросила Володю Любочка, когда мы перед обедом, с дробью, сошлись с ними в зале.

— «А ты не знаешь, что такое?» сказал Володя, показывая ей горсть дроби, которую он где-то достал у Карла Иваныча.

— «Что это порох?!!» запищала Любочка, выпучивая свои большие черные глаза и отскочив от него.

— «Да, порох», сказал Володя, пересыпая дробь из руки в руку: «вот посмотри, вспыхнет, так весь дом взлетит на воздух», прибавил он, поднося руки к Катенькину лицу. В это время вдруг что-то зашумело сзади нас, и не успел я догадаться, что это было платье Мими, как её красное в пятнах лицо, которое было еще краснее в эту минуту, очутилось перед Володей, и она схватила его за руку. «Qu’est ce que vous faîtes?»80 [Что вы делаете?] закричала она задыхающимся страшным голосом. Вы своими шалостями всех погубите и меня, и Катеньку, и вашу бабушку — всех. Где вы взяли это? Бросьте», кричала она, с такой силой крутя его руки, что Володя сморщился, и дробь посыпалась на пол. Мими с выражением неописанной твердости духа подошла большими, решительными шагами к рассыпанной дроби и, презирая опасность, могущую приключиться от неожиданного взрыва, начала топтать ее ногами. Когда ей показалось, что опасность миновалась, она позвала Михея, приказала ему выбросить весь этот порох куда нибудь подальше или всего лучше в воду и напустилась на Володю. «Где вы взяли это?» Володя с улыбкой отвечал, что Карл Иваныч дал ему эту дробь. «Хорошо он смотрит за ними», сказала она, обращаясь к потолку. «Да чему вы смеетесь? Как вы смеете смеяться, когда я с вами говорю». Володя молча улыбался, смотря ей прямо в глаза. Это, казалось, окончательно вывело ее из всяких границ. — «Да как вы смеете смеяться, вы хотели всех нас сжечь. Mauvais sujet»,81 *** Негодный, закричала она, задыхаясь от злости. — «Что вы беснуетесь, Мими, разве этим можно сжечь?» отвечал Володя с притворно хладнокровным видом должно быть с намерением еще больше рассердить ее. — Несколько секунд Мими не могла выговорить слова от волнения. — «Пойдемте к бабушке», закричала она, вдруг хватая его за руку. Володя вырвался и хотел уйдти, но она схватила его за ворот и потащила в гостиную. — «Что с вами», закричал Володя, одним сильным движением оттолкнул ее от себя и остановился перед нею с таким гордым и гневным выражением, что Мими не посмела более подходить к нему; а отчаянно встряхивая чепцом, большими шагами направилась к гостиной. — «Вы будете это помнить», пробормотала она. Любочка и Катенька с бледными испуганными лицами, боясь сказать слово и пошевелиться, смотрели на эту сцену.

Не знаю, каким образом дошло до сведения Карла Иваныча, что его отпустят. Может быть, я или Володя проболтались Николаю, но я знаю положительно, что он знал это в тотъже день вечером. Хотя он ничего не говорил нам, но с этого самого времени я стал замечать перемену в его образе жизни и обращении с нами. —

Боже мой, что сделалось с Карлом Иванычем.

Он стал редко бывать дома и иногда возвращался после полуночи. —

Друг Schönheit часто заходил к нему, к нам наверх, и, таинственно поговорив о чем-то *** с Карлом Иванычем, уходил с ним.

Карл Иваныч не раз возвращался домой в таком положении с того дня, как узнал, что его отпускают. Ф Фе- дор И Иванович в это время имел намерение жениться, как я это узнал случайно от Мими, которая с досадой рассказывала об этом экономке, презрительно называя его женихом. Странно, что хотя Мими в иерархии гувернанок и гувернеров стояла гораздо выше Карла Иваныча и выдти за него замуж верно считала невозможным для себя унижением, но явно было, что намерение Карла Иваныча, которое теперь стало известно всему дому, огорчало ее: она часто с едкой насмешкой намекала о нем, как о женихе, в его отсутствие с ним же стала гораздо любезнее и не только не вредила ему, а заступалась за него. Намерение жениться, парик, новый фрак и вино, которым он предался, происходили явно от одной общей причины, и эта причина была желание забыться. — Одним словом, с горя, что он должен оставить жизнь, которую он вел 12 лет с нами, Карл Иваныч загулял. —

«Тогда маменька сказал: « Г Густав , отдадим его в ученьи к моему брату, пускай он будет часовой дел мастер», и папенька сказал: «хорошо». Und mein Bater fagte «gut». —

Дяденька жил в городе 15 Meilen от нас; я жил у него 1 1/2 года, очень старался, и он обещал мне сделать своим Geselle82 *** подмастерьем через 2 год. У дяди была дочь Linchen, и Linchen полюбила меня. Да, я был красивый мущина, голубой глаза, римско нози, высокой рост. Когда я проходил по улицам, то всякий дѣв девушка смотрел на меня и смеялся, und 2 неразобр. *** .

Был один раз праздник, 1800 году. Я надел новый камзол, *** сидел на лавочки подле наших ворот и курил трубочка und rauchte mein Bfeifchen. Linchen подошла ко мне и сказала: «отчего вы такой скучной, Карл Иваныч?» Я сказал: «Linchen, я родился несчастлив и буду несчастлив. Я вас люблю, но я на вас не женюсь — мне это говорит мое сердце. Eine innerliche Stimme sagt mir dieses.83 *** Внутренний голос говорит мне это. Только я кончил это, пришел Полицей Beamter und sagte84 *** полицейский чиновник и сказал «Карл Иваныч, вы знаете, по всей Саксонии назначена Conscription,85 *** рекрутский набор, и всякий молодой человек от 18 до 21 года должен быть золдат. Пойдемте со мной и вы вытащите жребий». Я пошел. Мой отец и брат Johann были там, и было много народ. Мне достался жребий не служить, а Фрицу служить, и папенька сказал: «это Бог наказывает за грехи моей матери».